Гонка вооружений

— Какая-то сакральность вокруг тебя витает, Дима? — с добродушным сарказмом навалился “МК” на поп-героя.  

— О сакральности говоришь? — не уступая в ироничности тона, парировал артист. — Если вспомнить Вeliеve, то она как раз и призывает к духовности, к вере, к преодолению сложностей...  

— И к движению напролом, против правил, не так ли?  

— Против правил — это есть желание делать всегда что-то непохожее, отличное от обыденного. Все подкрепляется опытом и фактами. Я понял, что нужно делать то, что меньше всего хочется. Это — рецепт. Если ты чувствуешь, что сомневаешься в чем-то, то именно туда надо идти. Как и в прошлом году, когда только ленивый не сомневался, не сошел ли я с ума, решив во второй раз ехать на “Евровидение”? Самое главное в этот момент — не останавливаться и не смотреть вниз.  

— Теперь ты здесь на правах виновника торжества. Чего ожидаешь от “Евровидения” в Москве?  

— Моя самая большая мечта, чтобы у всех — и у жителей нашей страны, и у гостей из-за рубежа — осталось самое лучшее впечатление от Москвы, от того, как здесь прошло “Евровидение”.  

— Эта мечта — не утопия?  

— Очень надеюсь, что нет. Когда я первый раз вчера пришел на площадку в “Олимпийский”, то, честно говоря, был поражен масштабами постановки и сцены. Мощный глобализм!  

— А ты считаешь, что большое и хорошее — синонимы?  

— Когда я смотрел на сцену из зала в Хельсинки (на “Евровидении-2007”), меня смутила именно маленькая сцена, намного меньше даже той, которая была годом ранее в Афинах. Мне казалось, артистам было очень неудобно на ней выступать. В Белграде сцена была достаточно большой, но там, как ты помнишь, возникла большая проблема с узким входом-выходом на нее и возникали постоянные проблемы со сменой декораций между номерами. Нам пришлось тогда отказаться даже от лестницы-чудесницы в нашей постановке, потому что не успевали ее за 30 секунд вынести на сцену по узкому пандусу. А в “Олимпийском” настоящее раздолье, как в русском поле. Одних только выходов на сцену, по-моему, целых шесть. Мне это нравится. Мне как артисту нужен полет, и здесь можно размахнуться, чтобы поставить яркие и технологичные номера, а это ведь очень важно на “Евровидении”. Нынешний масштаб дает чувство космоса.  

— Все уже шепчутся, что твой номер 16 мая на гранд-финале будет и впрямь каким-то мегакосмическим?  

— Не буду раскрывать все секреты, хочется, чтобы был сюрприз. Все-таки в этом году я уже не участник, а “бенефициант” и могу себе позволить “немного лишнего”. Мне очень хочется, конечно, чтобы приветственный номер от меня как артиста-победителя всем понравился. Могу пока лишь сказать, что мое появление на сцене будет хоть и не из рояля (смеется), но тоже из неожиданного места, а главная идея все та же — против правил через тернии к звездам.  

— Остальные “мушкетеры” из вашей блистательной тройки — Женя Плющенко и Эдвин Мартон — будут?  

— Они придут в зал в этот день, и я буду чувствовать их поддержку.  

— До сих пор не утихают споры о том, кто же победил в прошлом году — ты или Плющенко?  

— Да, это так. Даже Алла Борисовна Пугачева не обошла эту тему, когда я выступал на ее праздничном концерте в “Лужниках”. Она тогда сказала, что злые языки только и говорят, что, мол, и Плющенко танцевал, и Мартон играл. Но пел-то, сказала Алла, все-таки Билан! Мне была приятна такая ее оценка и вообще то, что Алла Борисовна сама об этом заговорила. Хотя когда мы вспоминаем прошлое победное “Евровидение”, то наш триумвират — Женя, Эдвин и я — должен безусловно восприниматься как одно целое. Каждый внес свой позитивный и неоценимый вклад в общую победу.  

— Как у Жени, кстати, дела? Он возвращается в большой спорт?  

— Он молодец. Возобновил полностью программу, воссоздал свои гениальные прыжки, культивирует свою харизму.  

— Ты болеешь за кого-нибудь на нынешнем конкурсе?  

— Я болею за Джейд Ивен из Англии. Мне нравится ее голос, ее харизма, и она очень трогательная девушка. Мы подружились, когда я был в Лондоне на их национальном отборочном туре. Она вообще молодчина, и мне очень импонирует, что за ней никто не стоит, ее никто, как говорится, не двигает, она абсолютный самородок.  

— А многие сейчас скептичны, говорят, что Эндрю Ллойд Вебер не сильно напрягался, когда сочинял для нее песенку…  

— Не знаю. Большие имена всегда подвергаются особо пристрастной критике. Я на собственной шкуре это испытал. Я себя, конечно, не сравниваю с Эндрю Ллойдом Вебером, я не дурак. Просто очень симпатизирую Джейд. Возможно, это не рациональное, а эмоциональное отношение, но оно у меня такое.  

— Я недавно опубликовал текст “Биланизация “Евровидения” — о большом количестве маленьких биланчиков, которые в этом году будут выступать на конкурсе. Так же, как, скажем, после победы Русланы все волокли в Киев дудки, барабаны, бубны. Тебе нравится такая “попугаистая” тенденция на “Евросонге”?  

— Не хотелось бы, чтобы складывалось мнение, что я от этого безумно кайфую, как подорванный. Тренды всегда существовали на “Евровидении”, и так же, как любой тренд в моде, они скоротечны и сезонны. А потом, надо понимать, что часто культивируется мнение о тебе независимо от того, какой ты есть на самом деле. С одной стороны, это некая игра, с другой — попытка схватить за хвост удачу по чьему-то уже придуманному рецепту. Это ведь намного легче.  

— Не думаешь ли ты, что, например, Сакис Рувас из Греции именно под твоим влиянием решил второй раз попытать счастья на конкурсе после его “почти победы” в Стамбуле в 2004-м?  

— Многим не дает покоя мысль снова вернуться на эту сцену и попытать удачи. Это как гонка вооружений. Невозможно остановиться. Я сам себя до сих пор ловлю на этой мысли. Этот адреналин, жажда соревнования! Я не могу сидеть спокойно, когда узнаю, что где-то проходит конкурс какой-нибудь. Но если у Сакиса сейчас задача — стать первым после того, как он был третьим, а у меня в прошлом году стояла еще более сложная задача взять первое место после второго, то сейчас-то получается, что хочется опять взять победу после победы.  

— Это тонкий намек на то, что, возможно, мы опять увидим тебя в следующем году на “Евровидении”?  

— Не знаю. Но очень хочется.  

— А захочется ли “Евровидению” в таком случае во второй раз так скоро вернуться в Россию? Ты же поедешь, как всегда, за победой?  

— Для этого, конечно, нынешний конкурс надо провести, во-первых, на должном уровне. Во-вторых, прекратить расхожие и очень популярные разговоры о том, что деньги, мол, вылетели в трубу и зачем, дескать, тратиться на такие развлечения, когда кризис? Не надо пугать и пугаться! Тот позитив, который дарит этот конкурс десяткам миллионов телезрителей по всему миру, стоит этих денег, так же, как их стоит престиж и репутация страны-организатора. Это не выброшенные на ветер деньги, а наоборот, выгоднейшая и быстро окупаемая инвестиция международного масштаба.  

— М-да, если ты соберешься на “Евросонг” в третий раз, то придется тогда к роялю приделать коньки?  

— Ага! И катать его туда-сюда по сцене! Га-га-га…  

— Вот и посмеемся все вместе. Удачи!